Аристократия, Дворянство, История

(Продолжение)
Цитата из книги "Страницы моей жизни",
автор Анна Вырубова.

Самые счастливые воспоминания связаны у меня с Ливадией и белым новым дворцом. Их Величества ездили туда весной 1912, 1913 и 1914 гг.

В 1912 году приехали в Вербную Субботу, цвели все фруктовые деревья, и на всенощной вместо вербы мы стояли с ветками цветущего миндаля. Два раза в день были службы в дворцовой церкви. В Великий Четверг Их Величества и мы все причащались. Ее Величество, как всегда, в белом платье и белом чепчике. Трогательная картина была, когда, приложившись к иконам, они кланялись на три стороны присутствующим. Маленький Алексей Николаевич бережно помогал матери встать с колен после земных поклонов у святых икон. В Святую ночь, когда шли крестным ходом вокруг дворика, стало вдруг холодно и ветер задувал свечи. В светлое Христово Воскресенье в продолжение двух часов Их Величества христосовались: Государь — с нижними чинами охраны, полиции, конвоя, командой яхты «Штандарт» и т. д. Императрица — с местными школами. Мы стояли за стеклянными дверями столовой, наблюдая, как подходившие получали из рук Их Величеств фарфоровые яйца с вензелями. Государь и Государыня чувствовали себя после этой церемонии утомленными.....

.....Описывая жизнь в Крыму, я должна сказать, какое горячее участие принимала Государыня в судьбе туберкулезных, приезжавших лечиться в Крым. Санатории в Крыму были старого типа. После осмотров их всех в Ялте Государыня решила сейчас же построить на свои личные средства в их имениях санатории со всеми усовершенствованиями, что и было сделано.

Часами я разъезжала по приказанию Государыни по больницам, расспрашивая больных от имени Государыни о всех их нуждах. Сколько я возила денег от Ее Величества на уплату лечения неимущих!

Если я находила какой-нибудь вопиющий случай одиноко умирающего больного, Императрица сейчас же заказывала автомобиль и отправлялась со мной лично, привозя деньги, цветы, фрукты, а главное — обаяние, которое она всегда умела внушить в таких случаях, внося с собой в комнату умирающего столько ласки и бодрости. Сколько я видела слез благодарности! Но никто об этом не знал — Государыня запрещала мне говорить об этом.

Императрица организовала 4 больших базара в пользу туберкулезных в 1911, 1912, 1913 и 1914 гг.; они принесли массу денег. Она сама работала, рисовала и вышивала для базара и, несмотря на свое некрепкое здоровье, весь день стояла у киоска, окруженная огромной толпой народа. Полиции было приказано пропускать всех, и люди давили друг друга, чтобы получить что-нибудь из рук Государыни или дотронуться до ее плеча, платья; она не уставала передавать вещи, которые буквально вырывали из ее рук. Маленький Алексей Николаевич стоял возле нее на прилавке, протягивая ручки с вещами восторженной толпе.


Великие Княжны Татьяна и Ольга с Анной Вырубовой

«Государя Императора Николая II можно было назвать благороднейшим рыцарем в лучшем смысле этого слова: щедрый, великодушный, пренебрегающий какими-либо мелкими личными интересами... «Наиболее совершенный джентльмен, которого я когда-либо встречал», - сказал однажды мой английский друг о Государе, которого он хорошо знал.

Это было совершенно верное определение. Простой в обращении, без всякой аффектации, он имел врожденное достоинство, которое никогда не позволяло забывать, кто он. Вместе с тем Николай II имел слегка сентиментальное, очень совестливое и иногда очень простодушное мировоззрение старинного хорошего русского дворянина...»

Баронесса С. К Буксгевден.
"Император Николай II, каким я его знала."

(Продолжение)
Цитата из книги "Страницы моей жизни",
автор Анна Вырубова.


..Раз как-то приехал в Гомбург Государь с двумя старшими Великими Княжнами; дали знать, чтобы я их встретила. Мы более часу гуляли по городу. Государь не без удовольствия рассматривал выставленные в окнах магазинов вещи. Вскоре, однако, нас обнаружила полиция; откуда-то взялся фотограф, и в скором времени снятая с нас фотография появилась затем на страницах журнала «Die Woche».

После оказии с фотографом Государь поспешил уехать; идя переулком по направлению к парку, мы столкнулись с почтовым экипажем, с которого неожиданно свалился на мостовую ящик. Государь сейчас же сошел с панели, поднял с дороги тяжелый ящик и подал почтовому служащему; тот едва его поблагодарил. На мое замечание, зачем он беспокоится, Государь ответил: «Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения; такими должны быть и мои дети!»

Камер-юнгфера Алекс пишет:Государь ответил: «Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения; такими должны быть и мои дети!»

Сейчас именно на эту цитату делаю слайд для ролика, ищу картинки, фотографии))

Ваше Величество Анна,
такое совпадение вдохновляет!)

Я своим глазам не поверила, когда прочла))

И что интересно, полностью моя цитата выписана такая:

"Дети царя Николая 2 воспитывались в строгих требованиях внимательного отношения к каждому человеку и никогда не кичились своим высоким положением. Государь всегда повторял:
«Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения; такими должны быть и мои дети!»"

То есть это из какого-то другого источника, даже не помню из какого, но кстати я ко всем цитатам добавляю обычно авторство, так что можно будет добавить авторство Анны Вырубовой))

(Продолжение)
Цитата из книги "Страницы моей жизни",
автор Анна Вырубова.

Жизнь Их Величеств была безоблачным счастьем взаимной безграничной любви. За 12 лет я никогда не слыхала ни одного громкого слова между ними, ни разу не видала их даже сколько-нибудь раздраженными друг против друга. Государь называл Ее Величество «Sunny» (Солнышко). Приходя в ее комнату, он отдыхал, и Боже сохрани какие-нибудь разговоры о политике или о делах.

Заботу о воспитании детей и мелкие домашние дрязги Императрица несла одна. «Ведь Государь должен заботиться о целом государстве», — говорила она мне. Заботы о здоровье Алексея Николаевича они несли вместе. Дети буквально боготворили родителей. Слава Богу, никто из них никогда не ревновал меня к матери. Одно время Великая Княжна Мария Николаевна, которая особенно была привязана к отцу, обижалась, когда он брал меня на прогулки как самую выносливую.

Одно из самых светлых воспоминаний — это уютные вечера, когда Государь бывал менее занят и приходил читать вслух Толстого, Тургенева, Чехова и т. д. Любимым его автором был Гоголь. Государь читал необычайно хорошо, внятно, не торопясь, и это очень любил. Последние годы его забавляли рассказы Аверченко и Теффи, отвлекая на несколько минут его воображение от злободневных забот.



Императрица Александра Федоровна с сыном Алексеем, 1913 год

(Продолжение)
Цитата из книги "Страницы моей жизни",
автор Анна Вырубова.

У Государыни был вспыльчивый характер, но гнев ее также быстро и проходил. Ненавидя ложь, она не выносила, когда даже горничная ей что-нибудь наврет; тогда она накричит, а потом высказывает сожаление: «Опять не могла удержаться!»

Государя рассердить было труднее, но когда он сердился, то как бы переставал замечать человека, и гнев его проходил гораздо медленнее. От природы он был добрейший человек. «l’Empereur est essen-tiellement bon»,*  — говорил мой отец. В нем не было ни честолюбия, ни тщеславия, а проявлялась огромная нравственная выдержка, которая могла казаться людям, не знающим его, равнодушием. С другой стороны, он был настолько скрытен, что многие считали его неискренним. Государь обладал тонким умом, не без хитрости, но в то же время он доверял всем. Неудивительно, что к нему подходили люди, мало достойные его доверия. Как мало пользовался он властью, и как легко было бы в самом начале остановить клевету на Государыню! Государь же говорил: «Никто из благородных людей не может верить или обращать внимание на подобную пошлость», — не сознавая, что так мало было благородных людей.

*Император в высшей степени добр. (франц.)

(Продолжение)
Цитата из книги "Страницы моей жизни",
автор Анна Вырубова.

Несмотря на доброту Государя, Великие Князья его побаивались. В одно из первых моих дежурств я обедала у Их Величеств; кроме меня обедал дежурный флигель-адъютант, Великий Князь. После обеда Великий Князь стал жаловаться на какого-то генерала, что он в присутствии других сделал ему замечание. Государь побледнел, но молчал. От гневного вида Государя у Великого Князя невольно тряслись руки, пока он перебирал какую-то книгу. После Государь сказал мне: «Пусть он благодарит Бога, что Ее Величество и вы были в комнате, — иначе бы я не сдержался!»

Сколько бы раз в день я ни видела Государя, а во время путешествий и в Ливадии я видела его целыми днями, я никогда за двенадцать лет не могла настолько привыкнуть, чтобы не замечать его присутствие. В нем было что-то такое, что заставляло никогда не забывать, что он Царь, несмотря на его скромность и ласковое обращение. К сожалению, он не пользовался своей обаятельностью; люди, предубежденные против него, и те при первом взгляде Государя чувствовали присутствие Царя и бывали сразу им очарованы. Я помню прием в Ливадии земских деятелей Таврической губернии, когда два типа до прихода Государя подчеркивали свое неуважение к моменту, хихикали, перешептывались — и как они вытянулись, когда подошел к ним Государь, а уходя — расплакались. Говорили, что и рука злодеев не подымалась против него, когда они становились лицом к лицу перед Государем. Ее Величество часто мучилась: она знала также доброе сердце Государя, его любовь к Родине, но она знала о его доверии к людям и что часто он действует под впечатлением последнего разговора и совета. Те, кто с ним работали, не могли сказать, что у него слабая воля.


Император Николай II, сын царевич Алексей, княгиня Татьяна Николаевна и князь Никита Александрович

Близкая подруга Александры Феодоровны, Юлия Ден, которую Государыня ласково называла Лили, свидетельствует, что Императрица всегда подавала Детям пример настоящей искренней дружбы; «Русские аристократы никак не могли взять в толк, с чего это их Императрице вздумалось вязать шарфы и шерстяные платки и дарить им эти вязаные изделия или же отрезы на костюмы.
У них было совершенно иное представление о том, каким должен быть царский подарок. Им было невдомек, с какой любовью вязала Государыня этот злосчастный шарф или платок. Однако Ее Величество, проникнутая викторианскими представлениями о дружбе, не могла и не хотела понять, что старания Ее напрасны...
Ее практичность, деловая сметка были не по нраву свите. Над этими качествами злопыхатели смеялись и осуждали Государыню за то, что Она удостаивала Своей дружбой лиц, которые, по их мнению, недостойны внимания Императрицы всероссийской... Но Государыня была непреклонна и никому не позволяла диктовать ей вкусы...
"Меня не заботит, богат тот человек или же беден. Друг для Меня, кем бы он ни был, всегда остается другом".
Действительно, этого у Ее Величества не отнять, Она была поистине верным другом».

Лили вспоминает и о необыкновенной простоте Александры Феодоровны: «Государыня поднималась рано и принимала ванну без посторонней помощи. Причесывалась и одевалась Ее Величество чрезвычайно скромно, в чем проявлялось влияние викторианской эпохи».

Во многих воспоминаниях мы можем прочитать, что Супруга Николая II держала себя как настоящая Императрица, казалась недоступной и гордой. Перед ней робели. Но те, кто знал Александру Феодоровну ближе, утверждали, что именно гордость, это греховное свойство человеческой натуры, была чужда Государыне, хотя Она прекрасно осознавала Свое необычайное, ответственное положение в русском обществе. Оставаясь истинной Царицей, Александра Феодоровна в военное время работала в госпитале в качестве простой хирургической сестры, да еще привлекла к этому Дочерей- Царевен - случай в истории уникальный. Недаром о лазарете, течение жизни которого, словно ласковым солнцем, освещалось заботами о раненых Государыни и Ее Детей, сохранилось немало воспоминаний.

Хорошо известно, что отношения Суворова с императором Павлом не были простыми, однако эта проблема часто рассматривается предвзято и упрощено. И в исторической науке, и в широком общественном мнении прочно утвердился расхожий стереотип об императоре Павле как о недалеком, неумном, жестоком, сумасбродном правителе. Это представление в корне неверно.
Отметим, что император Павел был незаурядной, сильной, сложной и трагической личностью, по достоинству не оцененной историей. Он был вспыльчив, неуравновешен, но добр, по-рыцарски великодушен и по-детски доверчив. Его несчастьем было то, что он был окружен, а лучше сказать опутан, опытными в плетении интриг, лукавыми царедворцами, которые, в конце концов, его и погубили, оклеветав и перед современниками, и перед потомками. Эти силы и способствовали ссоре императора с Суворовым.
Несмотря на то, что сам Суворов хорошо понимал, что его место на поле боя в пылу сражения, а не "в вихре политическом”, он был втянут в интригу, результатом которой и явилась его ссылка в село Кончанское. Суворов, сознавая свои ошибки, с христианским смирением обратился к императору: "… прошу позволить мне отбыть в Нилову Новгородскую пустынь, где я намерен окончить мои краткие дни в службе Богу. Спаситель наш один безгрешен. Неумышленности моей прости, милосердный Государь.
Повергаю себя к освященнейшим стопам Вашего Императорского Величества”. Подписано это характерное письмо не так, как этого требовал этикет: "Всемилостивый Государь! Вашего Императорского Величества всеподданейший”, а совсем необычно: "Всеподданейший богомолец Божий раб Граф Александр Суворов-Рымникский.” Император Павел ответил не сразу, а тогда когда сложились условия для достойного ответа.

Россия готовилась в союзе с Австрийской империей вступить в войну с революционной атеистической Францией. Требовался полководец, способный возглавить объединенные войска. Все взоры были обращены в сторону Суворова. Император обратился к нему с письмом: ”Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться, виноватого Бог простит. Римский император требует Вас в начальники своей армии и вручает Вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а Ваше спасти их.
Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы Вашей времени, а у меня удовольствия Вас видеть”. Это письмо красноречиво говорит о великодушии императора Павла: способность признавать свои ошибки есть признак величия души. "Виноватого Бог простит” — Самодержец только так мог просить прощения у своего подданного. Великий полководец, забыв все обиды, ответил в присущей ему стремительной краткой манере: "Тотчас упаду к стопам Вашего Императорского Величества”.

«Подобно отцу, Николай II придерживался всего специфически русского. Помню фразу, сказанную им знаменитой исполнительнице русской народной песни Плевицкой после ее концерта в Ливадии:
— Мне думалось, что невозможно быть более русским, нежели я. Ваше пение доказало мне обратное; признателен вам от всею сердца за это ощущение.
Царь был большим знатоком родного языка, замечал малейшие ошибки в правописании, а главное, не терпел употребления иностранных слов.
Помню один разговор с ним по этому поводу. Как-то за чаем беседовали о русском правописании. Принимал участие и князь Путятин. По желанию государя Путятин принес составленный им список названий родни по-русски, даже весьма отдаленной, по которому тут же царь экзаменовал и нас. Никто не знал весьма многих, в свете мало употребляемых терминов, что очень радовало детей.
— Русский язык так богат, — сказал царь, — что позволяет во всех случаях заменить иностранные выражения русскими. Ни одно слово неславянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка.
Я тогда же сказал Его Величеству, что он, вероятно, заметил, как я их избегаю во всеподданнейших докладах.
— Верится мне, — ответил царь, — что и другим ведомствам удалось внушить эту привычку.
Я подчеркиваю красным карандашом все иностранные слова в докладах. Только министерство иностранных дел совершенно не поддается воздействию и продолжает быть неисправимым.
Тут я назвал слово, не имеющее русского эквивалента:
— Как же передать «принципиально»?
— Действительно, — сказал царь, подумав, — не нахожу подходящего слова.
— Случайно, Ваше Величество, я знаю слово по-сербски, которое его заменяет, а именно «зачельно», что означает мысль за челом.
Государя это очень заинтересовало, и он заметил, что при первой возможности учредит при Академии наук комиссию для постепенной разработки русского словаря наподобие французского академического, являющегося авторитетным руководством как для правописания, так и для произношения.
Только в одной области царь (и этого нельзя ставить ему в вину) допускал послабление своего национализма: большой знаток музыки, он одинаково ценил как Чайковского, так и Вагнера. «Кольцо Нибелунгов» было поставлено на императорской сцене по его личному почину и возобновлялось регулярно в каждом сезоне.
Добавлю, что национализм Николая II не носил того крайнего, почти монолитного характера, как у Александра III. Сын был гораздо тоньше и культурнее отца, да и не располагал энергиею, чтобы приводить в действие крайности, в которые иногда впадал Александр Александрович. Николай II, правда, надевал дома красные крестьянские рубахи и даже дал их, под мундир, стрелкам императорской фамилии. Носились также с грандиозной мыслью об уничтожении современных придворных мундиров с заменою их боярскими костюмами московской эпохи. Даже поручили одному художнику изготовить нужные рисунки. В конце концов пришлось отступить пред чрезмерными затратами, которые были бы вызваны подобным планом».

Источник: Александр Мосолов. "При Дворе последнего Императора."

В воспоминаниях Ольги Боратынской мне встретилось упоминание об Анне Александровне Пушкиной, родной внучке А С.Пушкина, дочери его старшего сына Александра. Приведу небольшой отрывок, посвященный этой достойной женщине, а также краткие биографические сведения о ней.

   В большой и уютной гостиной любили проводить вечера за игрой в шахматы. и другие настольные игры обитатели дворца. Лучшим игроком все безоговорочно считали фрейлину Анну Александровну Пушкину, поразительно похожую на своего знаменитого деда. Анна Александровна с молодых лет состояла фрейлиной при Великой княгине Милице Николаевне. В ее обязанности входило сопровождение августейшей особы, присутствие на встречах и всех официальных церемониях. С 1914 по 1917 года А.А. Пушкина стала исполнять должность гофмейстрины при ее императорском высочестве.

Гофмейстрина заведовала придворным дамским штатом и канцелярией великой княгини. одной из ее обязанностей было представление великой княгине дам, являвшихся на аудиенцию.

... Анна Александровна Пушкина, которую любили и уважали в великокняжеской семье, обладала великолепной памятью и эрудицией. У нее были редкие способности к литературе и языкам, она знала немецкий, французский, английский и итальянский.

Анна Александровна Пушкина – внучка А.С. Пушкина, дочь Александра Александровича Пушкина, сына поэта. Она родилась 24 сентября 1866 года. Получила хорошее домашнее образование, говорила на французском, немецком, английском и итальянском языках. Анна Александровна была фрейлиной при великой княгине Милице Николаевне, а с 1914 по 1917 год – гофмейстериной (старшей над фрейлинами) при ее императорском высочестве. В годы первой мировой войны А.А. Пушкина помогала ухаживать за ранеными. После революции она занималась переводами в государственных учреждениях.

Анна Пушкина не выходила замуж, у нее не было своих детей. Но она усыновила и воспитала внучатых племянников Сергея и Бориса Герингов, дала им знаменитую фамилию прапрадеда и хорошее образование. Сергей Борисович Пушкин стал известным ученым, создал первые в СССР сверхточные квантовые часы. Он вспоминал: «Анну Александровну мы с братом Борей звали бабушкой... Человек умный, мудрый и деликатный, она осуществляла моральный контроль над нами как-то ненавязчиво, неназойливо. Но этот контроль был очень действенным. Видимо, потому, что в Анне Александровне гармонично сочетались большая ее доброта с принципиальностью, верностью своим убеждениям».

А.А. Пушкина много знала об А.С. Пушкине и часто рассказывала о нем. Она хранила некоторые семейные реликвии – портрет жены поэта Натальи Николаевны Пушкиной работы художника Т. Райта, а также его печатку А.С. Пушкина из дымчатого топаза с инициалами.

Анна Александровна умерла 5 июня 1949 года, похоронена на Новодевичьем кладбище в Москве.
 

Леди, премного благодарна Вам за такие познавательные сообщения!

И правда , поучительные и вдохновляющие посты , милые леди! Благодарю Вас!

Княжны Зоя и Марина Оболенские были дочерьми Елены Константиновны Оболенской (урожденной Дитерихс) и Алексея Алексеевича Оболенского. Когда началась русско-японская война, девочки дружно отказались от десертов и начали копить деньги на нужды раненых. Собрав определенную сумму, они лично преподнесли деньги Императрице в одном из госпиталей. Об этом Зоя Оболенская (в замужестве - Бакеева) вспоминала живя в эмиграции в США в своих кратких записках о детстве и юности в России.

.  Когда, как и в Перл-Харборе, с выстрела в спину, началась японская война, это вызвало всплеск патриотизма и большое негодование.

Не помню, как это получилось, но мы решили отказаться от десертов и откладывать деньги на раненых. Эта идея вызвала у нас большой энтузиазм и удовольствие, и нам было обидно, когда время от времени подавали десерт. Я всегда отказывалась и не прикасалась к ним. Мы продолжали спрашивать, сколько денег отложено. В конечном счете, мне и Марине сказали, что мы собрали 200 рублей и можем отнести их лично Императрице, которая собирала пожертвования в дворцовых мастерских.

Назначили монаршую аудиенцию, и наша французская гувернантка отвела нас во дворец. Я должна была произнести краткую речь. Нас научили делать реверансы, и в назначенный день мы прибыли во дворец. Нас привели в комнаты, заполненные занятыми дамами. У некоторых из них были швейные машины, я помню многих из них. Мы стояли с мадам в условленном месте. Плохо помню, что тогда чувствовала.

Затем вошел камергер в роскошном костюме — или это был церемониймейстер? Во всяком случае, у него был жезл, которым он бил по полу. Когда он прошел, высокий арап распахнул дверь. Его костюм был красным с золотом.

Конечно, мы ожидали увидеть Императрицу в великолепном одеянии, но, к нашему ужасу и разочарованию, она была одета во все черное. Она подошла прямо к нам и начала говорить по-английски. Мы присели, так глубоко, как только могли. Я произнесла свою небольшую речь, когда каждая из нас представила свой небольшой вклад.

Императрица говорила с нами дольше, чем я ожидала. Я отвечала без своей обычной робости. Она спросила, как нас зовут и сколько нам лет, а потом протянула нам руку, которую мы поцеловали. Я хорошо запомнила ее красивое грустное лицо и большие серые глаза. Я всегда слышала и читала, что она была очень холодной и замкнутой. Тем не менее, с нами она говорила очень тепло и ласково, потому что, насколько я помню, я чувствовала себя как дома, чего обычно не бывает, когда я разговариваю с незнакомцами".    

Эти интересные воспоминания о последних днях Масленицы 1889 года погружают в атмосферу придворной жизни и приоткрывают завесу над новыми подробностями знакомства императорской четы - Николая Александровича и Александры Федоровны.
В повествование вплетается довольно много этикетных подробностей, однако размещаю эту статью здесь, так как незначительные и на первый взгляд поверхностные события привели к созданию Императорской Семьи.


.    Folle journée или безумный день - это традиционное название последнего дня Масленицы, когда давались завершающие пышные балы сезона и все увеселения прекращались на время Великого поста. В 1889 году folle journée Императорской семьи проходил в Александровском дворце Царского Села. В ту зиму к петербургскому сезону приехали в гости к Великой княгине Елизавете Федоровне ее отец Великий Герцог Гессен-Дармштадтский, брат Эрни и младшая и единственная незамужняя на тот момент сестра Аликс. Остановились гости во дворце Великого князя Сергея (дворец Белосельских-Белозерских), прямо напротив Аничкова, где в основном жила семья Александра III.

Приехали конечно же не просто в гости, а прежде всего в ожидании помолвки принцессы Аликс и Цесаревича Николая. Аликс и Николай познакомились еще детьми во время свадьбы Великого князя Сергея Александровича и Великой княгини Елизаветы Федоровны. Между молодыми людьми возникла взаимная симпатия, но это категорически не нравилось родителям Цесаревича, особенно матери, которая уже присмотрела ему в невесты французскую принцессу Елену Орлеанскую; и бабушке Аликс, королеве Виктории, которая мечтала, чтобы ее любимая внучка Аликс вышла за другого ее внука - принца Альберта Виктора, герцога Кларенса. Никто этого союза не хотел, кроме Великой княгини Елизаветы и Великого князя Сергея - они втайне от Императора и Императрицы передавали письма Аликс Ники и письма Ники Аликс, вели оживленную переписку с ними, убеждали Аликс не бояться перехода в православие.

Зимой 1889 года великокняжеская чета намеревалась предоставить молодым людям возможность побольше видеться. Императрица Мария Федоровна разгадала их планы и делала все, чтобы эти встречи по возможности пресечь либо свести к минимуму. Вдруг находились разные причины, по которым Цесаревич отсутствовал на тех балах, где было Гессенское семейство. Но отменить все балы и не появляться ни на одном было бы дурным тоном и неуважением, потому Ники и Аликс все равно виделись: в театре, на катке, чаепитиях и балах у Нарышкиных, Арсеньева, на балу Преображенского полка и т. д.
 


Приезд юной незамужней принцессы в Петербург конечно не остался незамеченным в свете. К Аликс присматривались, примеряли на нее роль будущей Императрицы и судили очень строго. В.Н. Ламздорф писал о бале в Зимнем дворце: "...присутствовала принцесса Алиса Дармштадтская; она в жанре своей сестры, но не красива, лицо красно даже под бровями. Позднее Оболенский говорил мне, что у нее походка неграциозная, средняя часть корпуса слишком выдается; она танцевала котильон с наследником цесаревичем, но они молчали".

Без ведома Императрицы после катка позвала к себе на чаепитие принцессу Аликс и сестра Цесаревича, Великая княжна Ксения. На том чаепитии присутствовала тогда еще дружная "картофельная компания" Цесаревича, в числе которой были дочери Министра Двора графа И.И. Воронцова-Дашкова.

Одна из них, Сандра (впоследствии - графиня Шувалова), вспоминала: "В 1889 году гостила у своей сестры, великой княгини Елизаветы Федоровны, принцесса Alix Гессенская . Она приехала на каток и пила чай у великой княжны Ксении Александровны. Мы все знали, что великая княжна позвала ее пить чай без ведома императрицы, но, конечно, никто из нас не рассказывал об этом дома. Раз, в самый разгар чаепития, вошла императрица. Тайна была раскрыта. Как-то, после ухода императрицы, веселое настроение прошло, принцесса сразу уехала, и мы стали собираться домой. Перед самым отъездом нашим пришли доложить великой княжне, что Ее Величество зовет ее к себе. Великая княжна нам сказала: «Достанется мне»".  

Николай Павлович держал свою стремительно разраставшуюся родню и сановников, окружавших трон, «в кулаке», жестко пресекая малейшие вольности, которые, по его мнению, могли нанести урон чести императорской фамилии.
К таким эпизодам можно отнести случаи «высочайшей контрабанды». Барон Корф описывает эпизод, когда старшая сестра царя великая княгиня Мария Павловна воспользовалась дипломатической почтой, отправив с фельдъегерем «контрабандную» посылку в адрес Канцелярии Министерства иностранных дел на имя министра графа К.В. Нессельроде. Следует еще раз подчеркнуть, что это была старшая сестра Николая I, ставшая в замужестве герцогиней Саксен-Веймарской. Ее герцогство – крохотное, и желание, по немецкой скаредности, «сэкономить на таможне» вполне понятно. Однако фельдъегерь прежде Петербурга заехал в Гатчину с пакетом к Николаю I. Тот поинтересовался, что он везет еще, и приказал принести все пять пакетов. Видимо, у осведомленного царя появилась информация о «дипломатическом» контрабандном канале. Поэтому Николай Павлович сам вскрыл объемистый пакет старшей сестры, обнаружив там фрак и брюки. Примечательно, что содержимое пакета адресовалось фрейлине Ю.Ф. Адлерберг, подруге детства Николая Павловича.
Николай Павлович немедленно вызвал в Гатчину начальника петербургской таможни Ильина с двумя досмотрщиками. Таможенники вскрыли все остальные пакеты. Согласно таможенных правил, всю «высочайшую контрабанду» конфисковали, наложив штраф на фрейлину в 630 руб. серебром. Кроме этого, наказали посла в Берлине, и император лично сделал выговор министру иностранных дел графу К.В. Нессельроде.
Надо заметить, что столь жесткая реакция Николая I на «высочайшую контрабанду» не случайна. Тот же Корф описывает еще один подобный эпизод, произошедший несколько ранее. Статс-дама Елизавета Алексеевна Паскевич-Эриванская, супруга генерал-фельдмаршала И.Ф. Паскевич-Эриванского, которого Николай I глубоко уважал и называл в личных письмах «отцом-командиром», прислала в Петербург своим зятьям разных гостинцев в запломбированных ящиках. Их должны были вскрыть в Петербурге. Зятья, получив посылки сами, без таможенных чиновников, сняли пломбы. Это стало известно, поскольку министр финансов счел необходимым доложить о нарушении закона. И, несмотря на все личные и давние отношения с семьей фельдмаршала, Николай I приказал взыскать колоссальный штраф в 17 ООО руб. серебром, говоря, что чем выше звание, тем более должно подавать пример уважения к законам. Эти эпизоды, конечно, получили широкий резонанс, и «высочайшим контрабандистам» пришлось поумерить свои аппетиты.

(Продолжение)
Цитата из книги "Страницы моей жизни",
автор Анна Вырубова.

Припоминаю наши поездки зимой в церковь ко всенощной. Ездили мы в ее одиночных санях. Вначале ее появление в углу темного собора никем не замечалось; служил один священник, пел дьячок на клиросе. Императрица потихоньку прикладывалась к иконам, дрожащей рукой ставила свечку и на коленях молилась; но вот сторож узнал — бежит в алтарь, священник всполошился; бегут за певчими, освещают темный храм. Государыня в отчаянии и, оборачиваясь ко мне, шепчет, что хочет уходить. Что делать? Сани отосланы. Тем временем вбегают в церковь дети и разные тетки, которые стараются, толкая друг друга, пройти мимо Императрицы и поставить свечку у той иконы, у которой она встала, забывая, зачем пришли; ставя свечи, оборачиваются на нее, и она уже не в состоянии молиться, нервничает… Сколько церквей мы так объехали! Бывали счастливые дни, когда нас не узнавали, и Государыня молилась — отходя душой от земной суеты, стоя на коленях на каменном полу никем не замеченная в углу темного храма. Возвращаясь в свои царские покои, она приходила к обеду румяная от морозного воздуха, со слегка заплаканными глазами, спокойная, оставив свои заботы и печали в руках Вседержителя Бога.

Великая Герцогиня Датская пишет:
Александровский дворец в Царском Селе, где проходил тот памятный folle journee станет семейным гнездышком новых Императора и Императрицы, а на месте того бального зала появится любимое место Императрицы Александры во дворце - сиреневый будуар.

Сандра Шувалова, не разделяя восторга Императрицы по поводу ее будуара, вспоминала: "Много лет спустя — а именно, весною 1907 года, когда императрица Александра Федоровна пригласила меня в Александровский дворец, в очень некрасивой гостиной цвета mauve, она меня спросила: «Do you recognize this room?», и на мой отрицательный ответ, указала мне на дальний угол комнаты и сказала, что там стоял стол ужина.
[/size][/font]

Мне после прочтения этого поста попалась картинка с этой комнатой, хотела разместить в добавление к посту, но тут еще попался случайно небольшой пост об этой комнате из воспоминаний  и отдельно еще случайно натолкнулась на фото. Так что размещу все это)


"Императрица Александра Феодоровна любила цветы. Цветочная тематика присутствовала в личных покоях и в обивке стен, мебели, в лепных рельефах на стенах и потолках. Особенно Она любила сирень. Неслучайно в Её кабинете мебель и стены были декорированы шелком соответствующих цветов, Она предпочитала сиреневые тона в одежде и духи с ароматом сирени.

Сиреневый кабинет–любимая комната Александры Фёдоровны.
Созданная Романом Мельцером она ни разу не подвергалась переоформлению.
Для оформления интерьера архитектор использовал шёлк розовато-лилового оттенка с рисунком из переплетенных вертикальных нитей, парижской фирмы Шарля Бурже. Цвет "мов" (от французского "mauve" — розовато-лиловый) — любимый цвет императрицы. Говорят, что Александра Федоровна, решив помочь архитектору в подборе цветовой гаммы для кабинета, протянула ему веточку сирени.

Сиреневый кабинет - любимое место отдыха императорской семьи.
Здесь император и императрица с детьми часто пили кофе после завтрака, собирались на вечерний чай.
В Сиреневом кабинете Александра Фёдоровна проводила много времени за работой и чтением. В этой комнате императрица могла находиться часами: заниматься рукоделием, читать или разбирать корреспонденцию, общаться с детьми, читать вслух и музицировать в четыре руки на пианино.

По воспоминаниям Анны Вырубовой, Александра Федоровна любила сидеть в кресле, откинувшись на кружевные подушки, под картиной Эдуарда Попийона «Сон Богородицы» и читать книги, а дети иногда сражались за право его занять. Позади нее стояла стеклянная ширма, предохраняющая от сквозняков, а ее ноги были укрыты кружевной шалью. Здесь была ее библиотека, в которой было около тысячи книг.
Интерьер Сиреневого кабинета Александровского дворца был наполнен огромным количеством семейных фотографий и живописными полотнами на религиозные темы. "

Какое интересное продолжение рассказа. Благодарю Вас, Ваше Величество Анна))

Цитата из книги "Воспоминания. Том I. Сентябрь 1915 - март 1917", автор князь Н.Д. Жевахов

А Синод! – воскликнула Императрица с горечью. – Знаете ли Вы дело по вопросу о прославлении Святителя Иоанна Тобольского?”..
“Я слышал о нем, но подробностей не знаю”, – ответил я.
“Я расскажу Вам”, – сказала Императрица.

Народ обратился к епископу Варнаве с просьбой возбудить в Синоде ходатайство о прославлении Святителя Иоанна. Синод заслушал в заседании это ходатайство и отказал в просьбе, признав такое ходатайство “неблаговременным”… Что значит это слово, этот странный мотив… Разве можно признавать веру благовременной, или неблаговременной… Вера всегда благовременна… И знаете ли, чем мотивировал Синод эту неблаговременность… Тем, что не кончилась еще война… Но ведь это свидетельствует уже о полном незнакомстве с психологией народа, с природою его религиозных верований. Подъем религиозного чувства наблюдается именно в моменты народных бедствий, горя и страданий, и нельзя же подавлять его. Изнемогая под бременем испытаний, народ доверчиво протягивает свои руки к своему местночтимому святому, просит его помощи, надеется, что Господь, по молитве его, прекратит ужасы войны; а Синод говорит: “подождите, пока кончится война; а теперь еще нельзя называть вашего местно чтимого праведника святым и нельзя ему молиться”. А после войны этот праведник сделается святым, и тогда будет можно?!.

Что же это такое?! Ведь это уже соблазн!.. Епископ Варнава, сам вышедший из народа, это понимает… Он знает народную веру и умеет говорить с народом: народ идет за ним и верит ему… Конечно, епископ Варнава не удовлетворился таким ответом Синода и повторил свое ходатайство, после чего Синод предписал комиссии произвести обычное обследование чудес, совершавшихся у гроба Святителя Иоанна Тобольского… Но от этого получился еще больший соблазн… Синод признал число обследованных случаев благодатной помощи Божией, по молитвам Угодника, недостаточным и предписал дополнить число новыми данными… Скажите, – все более оживляясь, спросила Императрица, – разве допустимы такие приемы?! Разве можно измерять святость – арифметикой?!”.

Я невольно улыбнулся… Беседа вошла уже в то русло, где обе стороны чувствовали себя непринужденно… Я восхищался Императрицей и проникался все более горячим чувством к Ней…

Государыня, между тем, продолжала:

“Я не понимаю этих людей… Они враждебны к епископу Варнаве, называют его огородником… Но это и хорошо: народу нужны пастыри, которые бы понимали его и имели общий язык с ним… Сановники народу не нужны… Между тем наши епископы стремятся не в народ, а великокняжеские салоны и великосветские гостиные… Но салоны и гостиные – не Россия.

Россия – это наш серый, заброшенный, темный, неграмотный народ, жаждущий хорошего пастыря и хорошего учителя, но не имеющий ни того, ни другого… Вместо того, чтобы идти в толщу народную, епископы только и думают о Патриархе… Но, что же даст Патриарх, приблизит ли он пастыря к пастве, даст ли народу то, что нужно?.. Прибавится лишь число митрополитов, и больше ничего; а расстояние между пастырем и народом, между Церковью и государством, еще более увеличится…


Святитель Иоанн Тобольский