Аристократия, Дворянство, История -1 (закрытая тема)

    Я думаю, что подобные организации о которых упоминает дворцовый комендант  В.Н. Воейков, сейчас активно "действуют" и процветают также и у нас.


 Осенью в Москве состоялся съезд земских и городских деятелей для обсуждения вопросов, связанных с работой благотворительных организаций на фронте. Официально эти организации осуществляли заботу о больных и раненых воинах, главным образом в тылу армии. Возникли они явочным порядком, черпая вначале средства из ассигнований земских и городских учреждений и добровольных пожертвований. В скором времени благодаря неограниченному кредиту, испрошенному для них у государя великим князем Николаем Николаевичем, они стали работать почти исключительно на средства казенных ассигнований.

    Оба союза слились для дружной работы по переустройству общественной жизни. Земский и городской союзы были поставлены в совершенно обособленное среди других общественных учреждений положение, что неоднократно останавливало на себе внимание правительства, усматривавшего, что деятельность их идет по пути, угрожающему государственному порядку.

    Так как городскому и земскому союзам не удалось привлечь сколько-нибудь крупных общественных и частных средств, они, все время развивая и расширяя свои организации, вынуждали правительство увеличивать выдаваемые им суммы, необходимые для поддержания созданных полезных учреждений. Это вынужденное вспоможение «земгору» из сумм государственного казначейства выразилось к концу 1914 года в цифре 43 миллиона рублей и, возрастая ежегодно, достигло ассигнования на первое полугодие 1917 года одному только Всероссийскому союзу городов цифры 65 786 895 рублей.

    Большую часть работников в этих союзах составляли лица, уклонявшиеся от службы в действующей армии. Строевые офицеры называли тружеников, занимавшихся призрением больных и раненых, «земгусарами», а руководивших различными работами в тылу — «гидроуланами». Сестры в этих организациях в отличие от настоящих сестер, состоявших при Красном Кресте, именовались «сестрами-утешительницами». 

    Среди изречений Екатерины Великой были два, которыми она часто пользовалась.
Первое: «В обществе всегда находится человек, который умнее меня».
Второе: «Меньшинство, обычно, более право, чем большинство».



Портрет императрицы Екатерины II
Федор Степанович Рокотов , 1786

    Из воспоминаний придворного коменданта Николая  ll  В.Н.Воейкова, впервые  узнала о существовании такой  породы кошек. Я больше люблю  собак, а котов немного боюсь, собственно из-за их когтей.)


Лето государь провел на Ставке почти безвыездно. Наследник цесаревич все время был с ним.

    Однажды, в разговоре о животных, я рассказал Алексею Николаевичу об имевшейся у меня в имении породе кошек, представлявших из себя помесь куницы с домашней кошкой и напоминавших сиамских. Они были очень красивы: шоколадного цвета, с голубыми глазами и с лапами, не обладавшими неприятным свойством выпускать когти. Наследник попросил привезти ему такую кошку.

    Поехал я как-то на несколько дней в имение. По возвращении застал Алексея Николаевича, ожидающего меня в моей комнате, с вопросом: «А где же кошка?» В этот раз я ее не привез. Наследник был страшно разочарован и даже заподозрил меня в обмане.

    В следующую поездку, встреченный наследником при возвращении опять в моей комнате, я ему вручил корзинку-домик, внутри которого находился кот. Восторгам не было конца. Сейчас же было написано сестрам письмо с извещением о прибытии кота, что и у них вызвало желание завести себе такого же. Дело это было поручено мне. Условия были поставлены следующие: кошка должна быть рыжая, иметь такую же шерсть, как у их любимого кота на яхте «Штандарт», от которого они надеялись получить потомство, не подозревая его равнодушия к кошкам. Была куплена в деревне и отправлена в Царское Село кошечка, подходившая под все условия. Великие княжны были страшно довольны и назвали ее Зубровкой. Наследник расставался со своим котом только на время прогулок из боязни его потерять; в остальное же время он его постоянно брал с собой вместе с любимой собакой по кличке Джой, породы спаниель, и приходил иногда во время высочайших обедов, держа его на руках, чем приводил в ужас людей, боявшихся кошек.



Цесаревич Алексей

  Его сын Тихон Николаевич оставил воспоминания об  императрице Марии Фёдоровне. Мария Федоровна не была лишена человеческих слабостей и недостатков, однако она была для Александра III верной любящей женой, спутницей жизни  и достойно несла свои обязанности супруги российского монарха, относясь к своей роли с большой ответственностью. Не была она и самой лучшей свекровью, что не редкость. К конце жизни она обратилась к Богу, была счастлива, когда чудесным образом вернулась к ней конфискованная вместе  с другими вещами Библия и постоянно читала ее.

 Для Тихона Николаевича она была просто бабушка и он пишет о ней с большим теплом в своих воспоминаниях:


В зиму с 1927 на 1928 г. мы не уезжали в Копенгаген, ибо доктора посчитали, что Государыня была слишком слаба для переезда. Не рассчитанный на зиму «Нvilaore» согревался керосинками. Прошло еще полгода, и осенью, к вечеру, она скончалась. И почти сразу же появился датский гвардейский офицер, в парадной форме с огромным венком от полка, шефом коего был, в свое время, император Александр III.

Одинаковые телеграммы были посланы Митрополитам Антонию и Евлогию. Ответ Евлогия был: «Выезжаю». Ответ из Карловцев был условный: «Приеду если не будет Евлогия» — и не приехал... На похороны прибыло много высокопоставленных лиц: племянник императрицы — король Хокон Норвежский, король Бельгийский Альбер с наследником Леопольдом, будущие короли Англии, братья Эдуард VIII и Георг VI и многие, многие другие. В 1985 г., будучи в Дании, мы навестили собор в Роскильде, где раньше короновались короли и где находится их семейная усыпальница. Гроб Государыни покоится в соборе, в склепе, прямо под усыпальницей ее родителей. На стене, около гроба Императрицы, висят иконы и лампады. Белые стены, вдоль которых размещены гробы ее родственников, по протестантскому обычаю, не украшены лампадами и иконами.

Покойная Императрица, после своей смерти, может быть навсегда оставила светлый след и сохранится в памяти людей на долгие годы.
После ее смерти, еще в мое время, существовала в Дании не официальная, а скорее интуитивная «Русская Партия». Вспоминаю старого лэнс-барона Герсдорфа, вобщем большого оригинала, хорошо говорившего по-русски, ставшего даже православным. На наших церковных собраниях он любил начинать свои заявления словами: «Я, как православный датчанин», что, по его мнению, давало ему некое особое положение в обществе. Вот это увлечение Россией и всем русским началось еще в конце прошлого столетия, когда датчане увидели в России бескорыстного друга.

Когда во время оккупации Дании немцами (9.4.1940 по 5.5.1945) я попал в сентябре 1944 г. в немецкую тюрьму, мои родители были направлены знакомыми к некоему Ворсое, в Министерство Иностранных Дел, который имел лазейку к оккупантам. Он поклялся моей маме сделать все, что было в его силах, чтобы меня освободили, прибавив, что это он почтет своим долгом ибо, как он выразился, «ваша матушка столько сделала для моего отца!» Что она сделала? Я, к сожалению, не знаю. Знаю лишь то, что его отец был в свое время датским гвардейским офицером. Меня выпустили уже через месяц. Была ли это его заслуга, или я обрел свободу по другой, более мистической причине, — не знаю.
Когда я сидел в тюрьме и ничего не знал о встрече родителей с моим спасителем Версое, мне явилась «Амама»: в узорах стены я ясно увидел как бы ее небольшую фотографию...

Конечно, сидя в тюрьме я усердно молился и, зная как бабушка не любила немцев, я обращался к ней за помощью. Можно ли обращаться к мертвым, не святым? Не является ли это языческим «культом предков»? Не знаю. Мои молитвы были услышаны. Я взял лишь пример с нашего, тогда уже покойного, протоиерея о. Леонида Колчева. Еще в моем детстве, вскоре после кончины Императрицы, полпредство СССР подало в датский суд иск о правах на русскую церковь в Копенгагене, так как она, дескать, была «посольская». И дело обернулось очень, очень серьезно. Впоследствии о. Леонид, знавший мою бабушку еще по Ливадии (Крым), рассказывал, как он после своих положенных молитв, — обращался мысленно к покойной Императрице и простыми словами просил ее помощи: заступиться и сохранить ею построенный храм.

И тогда, как и со мною, лет 13 позже, произошел неожиданный случай. Некий г-н Троллэ, адвокат датского высшего суда, сам по своей инициативе, чувствуя себя как бы обязанным покойной Императрице, — взялся безвозмездно за это дело и блестяще выиграл процесс в Высшем Суде. Храм большевикам не достался и поныне, а рассказ старого батюшки произвел на меня — мальчишку большое впечатление. Поэтому и я молитвенно обращался к моей бабушке. Помазаннице Божией, Матери и Бабушке наших Царственных Новомучеников и самой много претерпевшей в своей жизни и за них, и за Россию.

Святой она не стала. Но этих двух примеров достаточно, чтобы сказать, что оставленный ею, как я раньше сказал, «Светлый След» продолжает помогать людям, которых она любила, и о которых она сама позаботилась бы, если бы была жива. Верю, что Господь упокоил ее настрадавшуюся в земной жизни душу. И да будет ей вечная и благодарная память! Аминь.

    Из воспоминаний князя Феликса Юсупова:
«Родился я таким хилым, что врачи дали мне сроку жизни — сутки, и таким уродливым, что пятилетний братец мой Николай закричал, увидев меня: „Выкиньте его в окно!“» 


Князь Феликс Юсупов в детстве. 1890-е годы


По свидетельствам близкого окружения, Юсупов очень тосковал по России, но в разговорах ее никогда не упоминал. Даже в преклонном возрасте он продолжал помогать больным русским эмигрантам, начиная обход в шесть утра. Он приходил к ним и подолгу сидел у кровати, беседуя и молясь вместе с ними. В Париже даже ходил слух, что Юсупов обладает целительными способно­стя­ми. Когда его спросили, правда ли это, он ответил, что люди выздоравливают через молитву.

До конца дней Юсупов сохранял живость мысли и остроумие. Племянник Ирины Александровны князь Михаил Федорович вспоминал:

«Феликс Юсупов был непредсказуем и недосягаем, один-единственный в своем роде. Я всегда думал, что для меня он был прекрасным портре­том русской эмиграции в моменты достатка и почти банкротства. Я помню (и за это еще более его люблю), как во дни близкого банкрот­ства, сидя без денег, после первого блюда — супа, он посмотрит на свою жену, она отрицательно качнет головой, а Феликс тогда скажет: „Доро­гая, передай хлеб…“, точно таким тоном, как если бы это была икра. И никогда, никогда он не терял самообладания, только если его старый „ситроен“ перестанет заводиться, он рассерженно пнет ногой колесо, а через секунду, увидав удивленных людей, разразится хохотом на самого себя»

Цит. по: Е. Красных. Князь Феликс Юсупов. «За все благодарю…» Биография. М., 2012.



Князь Феликс Юсупов в эмиграции. 1956 год